У.Черчилль "Вторая мировая война"
отрывки
Т. 1. Глава шестнадцатая.  ЧЕХОСЛОВАКИЯ
     В течение  нескольких  лет казалось, что вопрос  о том,  умно или глупо Англия и Франция вели себя в мюнхенском деле, станет предметом долгих споров историков... Главных  спорных   вопросов  было  два:  во-первых,  могли   ли решительные действия Англии и Франции принудить Гитлера к отступлению или же привести к его свержению в  результате военного заговора и, во-вторых, стало ли  за год, прошедший от Мюнхена  до начала войны, положение западных держав по сравнению с положением Германии лучше, чем в сентябре 1938 года.
     Уже  написано и будет  еще  написано  много  томов  о  кризисе, который закончился в  Мюнхене принесением  в жертву  Чехословакии. Поэтому я намерен привести здесь лишь несколько основных фактов и установить масштабы событий. Они неизбежно вытекали  из  решимости  Гитлера  воссоединить всех  немцев  в великом рейхе  и продолжать  экспансию на Восток,  а также из его убеждения, что руководители Франции и Англии не будут воевать, так как они миролюбивы и не  хотят перевооружаться.  К Чехословакии  была применена обычная тактика. Были  преувеличены  и  использованы   имевшие   некоторое  основание  жалобы судетских   немцев.  Кампания  против  Чехословакии  была  публично  открыта выступлением Гитлера  в  рейхстаге  20 февраля  1938  года.  "Больше  десяти миллионов немцев,  --  заявил  он,  --  живут  в  двух сопредельных  с  нами государствах". Защита  этих  соотечественников и  обеспечение им "свободы -- общей, личной, политической и идеологической" -- было долгом Германии.
     Такое  публичное  заявление   о  намерении  германского   правительства проявить  интерес   к  положению  немцев  в   Австрии  и  Чехословакии  было непосредственно связано с тайными планами политического наступления Германии в Европе. Нацистское правительство Германии  открыто  преследовало две цели: поглощение рейхом всех  германских меньшинств за рубежом и расширение  таким путем его жизненного пространства на Востоке.  Менее  рекламировавшаяся цель германской  политики  носила  военный  характер. Этой целью  была ликвидация Чехословакии,  имевшей  потенциальное  значение  авиационной базы  России  и военного  союзника англо-французов  в случае  войны.  Еще в июне  1937  года германский  генеральный штаб  по указанию  Гитлера  активно  составлял планы вторжения в чехословацкое государство и его уничтожения.
     В одном из проектов говорилось:
     "Целью  и  задачей такого внезапного наступления германских вооруженных сил должно быть устранение с самого начала и до конца войны угрозы операциям
на Западе с тыла  из Чехословакии и лишение русской  авиации наиболее важных оперативных баз в Чехословакии" (Nurenberg Documents. Part 2. P. 4.)
     Тот  факт, что  западные демократии примирились  с порабощением Австрии немцами, поощрил  Гитлера, который  стал  более решительно осуществлять свои
замыслы насчет  Чехословакии.  Установление военного контроля  над Австрией, собственно  говоря,  рассматривалось  как  необходимая предпосылка  к штурму
богемского бастиона. В разгар вторжения в Австрию Гитлер сказал в автомобиле генералу Гальдеру: "Это  будет большим неудобством для чехов"...
     В день вступления германской армии в  Австрию ...  Геринг   дал  чехословацкому   посланнику  в  Берлине торжественное  заверение,  что  у  Германии  нет  "никаких  злых  умыслов  в отношении   Чехословакии".   14   марта   французский  премьер-министр  Блюм торжественно  заявил  чехословацкому   посланнику   в  Париже,  что Франция безоговорочно   выполнит   обязательства   в  отношении   Чехословакии.  Эти дипломатические   заверения  не  могли  скрыть   мрачной действительности.Изменилась вся стратегическая ситуация на  континенте. Германия могла теперь сосредоточить  как  свои  аргументы,  так  и  армии  непосредственно  против западных  границ Чехословакии. Пограничные районы этой страны были  населены немцами,  и  там  существовала  агрессивная  и  активная  партия  германских националистов, которые были  готовы  сыграть роль "пятой  колонны" в  случае столкновения.  10  апреля  французское  правительство  было  реорганизовано. Премьером  стал Даладье,  а министром  иностранных  дел  -- Боннэ.  Им двоим предстояло  нести ответственность  за политику  Франции в ближайшие решающие месяцы.
     В  надежде   удержать   Германию  от  дальнейшей  агрессии   английское правительство в соответствии с решением Чемберлена стало искать соглашения с Италией по  вопросу о районе Средиземного моря...16 апреля  1938 года было  подписано англо-итальянское соглашение, которое фактически давало Италии свободу рук в Абиссинии  и  Испании  в  обмен  на  ее  сомнительную  доброжелательность  в Центральной Европе.
     Гитлер бдительно следил за обстановкой.  Ему также было важно знать, на чью сторону встанет Италия  в случае  европейского кризиса.  На  совещании с начальниками штабов в конце апреля он обсуждал вопрос о том, как форсировать решение этого вопроса.
     Муссолини  хотел   свободы  рук  в  Абиссинии.  Несмотря  на   согласие английского правительства,  ему могла в конце концов понадобиться  поддержка Германии в этой  авантюре. В  таком случае  он примирился  бы  с  действиями Германии   против   Чехословакии.  Вопрос  нужно  поставить  ребром,  и  при урегулировании чешского вопроса Италия  будет на  стороне Германии. Конечно, заявления  английских и  французских государственных  деятелей  изучались  в Берлине.  Там  с  удовлетворением отметили  намерение  этих  западных держав убедить чехов проявить благоразумие  в интересах мира в  Европе.  Нацистская партия Судетской области во главе с Генлейном сформулировала к этому времени свои требования автономии для граничивших с Германией районов  Чехословакии. Эта  программа  была  изложена  24  апреля  в  речи  Генлейна  в  Карлсбаде. Английский и французский  посланники  в  Праге  вскоре  после этого посетили министра иностранных дел Чехословакии,  чтобы  выразить надежду, что чешское правительство сделает все возможное для урегулирования этого вопроса.
     17  мая  начались  переговоры  по  судетскому   вопросу  между  чешским правительством и  Генлейном,  который  на  обратном  пути посетил Гитлера. В Чехословакии предстояли муниципальные выборы,  и в качестве подготовки к ним германское  правительство начало войну нервов. Уже  распространялись упорные слухи о передвижении германских войск к чешской границе. 20 мая сэру Невиллу Гендерсону предложили  сделать  на  этот  счет  запрос  в Берлине.  Немецкие опровержения  не успокоили чехов, которые в  ночь на 21 мая отдали приказ  о частичной мобилизации армии.
     Теперь  необходимо  рассмотреть  намерения  немцев.  Гитлер  уже раньше пришел  к убеждению,  что  ни  Франция,  ни Англия  не  станут  сражаться за Чехословакию. ...  Военные  советники  Гитлера,  однако,  не   разделяли   единодушно  его безграничной  уверенности.  Ввиду   все  еще  огромного  превосходства   сил союзников  (за  исключением  авиации)  было   невозможно  убедить   немецких генералов, что  Англия и Франция не дадут отпора вызову фюрера. Для разгрома чехословацкой  армии и для  прорыва  или  обхода  линии богемских  крепостей понадобились бы  практически  35  дивизий. Немецкие командующие вооруженными силами  довели  до  сведения  Гитлера,  что   чешскую  армию  нужно  считать боеспособной  и  располагающей  современным  оружием   и  снаряжением.  Хотя укрепления  Западного вала,  или линии  Зигфрида,  уже существовали  в  виде сооружений полевого типа, они были еще далеко не завершены. Таким образом, в момент нападения на чехов  для защиты  всей западной границы Германии против французской армии, которая могла мобилизовать 100 дивизий, немцы располагали бы  всего 5 кадровыми  и 8  резервными  дивизиями.  Генералы были в ужасе от подобного риска,  зная, что, выждав несколько лет, германская армия могла бы вновь стать хозяином положения.
     Хотя   правильность   политических   расчетов    Гитлера    уже   имела доказательства  в  виде пацифизма и  слабости,  проявленных  союзниками  при введении воинской  повинности  в  Германии, а также по  вопросу  о  Рейнской области и об Австрии,  германское верховное командование не  могло поверить, что  блеф  Гитлера  увенчается  успехом  в  четвертый  раз.  Разумным  людям представлялось  невероятным, чтобы  великие нации-победительницы, обладавшие явным военным  превосходством, еще раз свернули с пути, диктовавшегося им не только долгом и честью,  но и  здравым смыслом и осторожностью. Кроме  всего этого,  существовала  Россия,  связанная с Чехословакией  узами славянства и занимавшая в то время весьма угрожающую позицию в отношении Германии.
     Отношения Советской России  с Чехословакией как государством  и лично с президентом Бенешем основывались на тесной и прочной дружбе. Это объяснялось известной  расовой  близостью,  а  также  сравнительно  недавними событиями, которые требуют  краткого разъяснения. Президент  Бенеш  рассказал  мне  эту историю в Марракеше,  где он посетил меня в январе 1944  года. В  1935  году Гитлер предложил Бенешу уважение целостности Чехословакии во всех отношениях в обмен на гарантию ее нейтралитета в случае  франко-германской войны. Когда Бенеш  указал на  договорное  обязательство действовать  в подобных  случаях совместно  с  Францией, германский посол ответил, что  денонсировать договор нет необходимости. Будет достаточно нарушить его в надлежащий момент -- если этот  момент  наступит  --  простым  отказом  от мобилизации и  выступления. Маленькая республика не имела возможности возмущаться подобным предложением. Она и  так уже очень боялась Германии,  в особенности  потому, что последняя могла в любой момент создать чрезвычайные затруднения и серьезную угрозу для Чехословакии,  если бы она  подняла и муссировала вопрос о судетских немцах. Поэтому  чехи оставили  предложение без комментариев,  ничего не  обещав,  и больше года вопрос не поднимался.
     Осенью  1936  года  президент   Бенеш  получил  от  высокопоставленного военного лица  в  Германии уведомление, что, если он  хочет  воспользоваться предложением  фюрера, ему  следует поторопиться,  так как в России в  скором времени произойдут  события, которые сделают любую возможную  помощь  Бенеша Германии ничтожной.
     Пока Бенеш  размышлял над этим тревожным  намеком, ему стало  известно, что  через   советское  посольство  в  Праге   осуществляется   связь  между высокопоставленными лицами  в России и германским правительством.  Это  было одним  из  элементов  так  называемого  заговора военных  и  старой  гвардии коммунистов,  стремившихся свергнуть Сталина  и  установить  новый  режим на основе прогерманской ориентации. Не теряя  времени, президент  Бенеш сообщил Сталину   все,  что  он  мог  выяснить.  За  этим  последовала беспощадная,  но, возможно, небесполезная  чистка  военного  и политического аппарата в Советской России и  ряд процессов в январе 1937 года,  на которых Вышинский столь блестяще выступал в роли государственного обвинителя.
     Хотя в высшей степени маловероятно,  чтобы коммунисты из старой гвардии присоединились к военным или наоборот, они, несомненно, были полны зависти к вытеснившему их Сталину. Поэтому могло оказаться удобным разделаться с  ними одновременно  в  соответствии  с  обычаями  тоталитарного  государства. Были расстреляны Зиновьев,  Бухарин,  Радек  и  другие  из  числа  первоначальных руководителей революции,  маршал Тухачевский, который представлял  Советский Союз  на  коронации  короля  Георга VI, и многие из высших  офицеров  армии. Чемберлену и генеральным штабам  Англии  и Франции чистка 1937 года казалась прежде  всего   внутренним   разгромом   русской   армии.  У  них  создалось представление, что  яростная  ненависть  и мстительность раздирают Советский Союз.  Это  было, пожалуй,  преувеличением: основанную  на  терроре  систему правления вполне возможно  укрепить беспощадным  и успешным  утверждением ее власти. Главное  значение для  нашего  рассказа имеет тесная близость  между Россией и Чехословакией, а также Сталиным и Бенешем.
     Однако  ни  внутренние трения  в Германии,  ни  связи между Сталиным  и Бенешем  не  были  известны  внешнему миру  и  не получили должной  оценки у английских   и   французских   министров.   Линия   Зигфрида,   пусть   даже незавершенная,  представлялась им  страшным  препятствием.  Хотя  германская армия возникла недавно, ее точная численность и боевая мощь не были известны и  их, бесспорно,  преувеличивали.  Существовала,  кроме  того, неизведанная опасность  нападения  авиации  на  беззащитные города. И  превыше всего была ненависть к войне во всех демократических странах.
     Тем не менее  12 июня Даладье подтвердил  обещание, данное 14 марта его предшественником,  и  заявил,  что  обязательства  Франции  по  отношению  к Чехословакии "священны и от выполнения их нельзя уклониться". 
     Однако  Гитлер был  убежден,  что  только  его  оценка  положения  была правильной.  18  июня  он  дал  окончательную  директиву  о   нападении   на Чехословакию, причем попытался успокоить своих встревоженных генералов.
     Чтобы  запутать  дело,  в  начале  июля Гитлер послал в  Лондон  своего личного адъютанта капитана Видемана. Лорд  Галифакс принял этого эмиссара 18
июля, по-видимому, без ведома германского посольства.  Во  время этой беседы было  сказано, что  фюрер обижен тем, что мы не  откликнулись на его прежние
предложения. Может быть, английское  правительство  согласилось бы на приезд Геринга   в   Лондон  для   более   детальных  переговоров?  При   известных
обстоятельствах немцы, возможно,  согласились бы  отложить  на год  действия против чехов.
     Несколько дней спустя Чемберлен  обсудил  эту возможность с  германским послом.  Чтобы подготовить  почву  в  Праге,  английский премьер-министр уже
предлагал чехам послать в Чехословакию представителя для расследования и для содействия дружественному компромиссу.
     26  июля  1938  года  Чемберлен  объявил в  парламенте  о миссии  лорда Ренсимена в Прагу  с  целью  попытаться  найти решение  путем договоренности
между чешским правительством и Генлейном. 3 августа  лорд Ренсимен приехал в Прагу,   и  начались   бесконечные  и   сложные  переговоры   с   различными
заинтересованными сторонами.  Через  две недели  переговоры  были  прерваны. После этого события начали развиваться очень быстро.
     ... 2 сентября после полудня я получил от советского посла извещение о том, что  он хотел  бы... немедленно  переговорить со мной  по срочному делу. Уже довольно давно я поддерживал дружеские личные отношения с Майским...Поэтому я принял посла,  и после  нескольких вступительных  слов он рассказал  мне  со  всеми точными  и официальными подробностями историю, изложенную ниже. Вскоре после начала  его рассказа я понял,  что  он делает это заявление мне --  частному лицу  --   потому,  что  Советское  правительство  предпочитает  такой  путь непосредственному обращению в министерство иностранных дел, где оно могло бы натолкнуться  на  резкий  отпор.  Заявление  посла  было  сделано  с  вполне очевидной  целью  --  чтобы  я  передал  все  услышанное  правительству  его величества....
     Черчилль -- лорду Галифаксу 3 сентября 1938 года [Галифакс - министр иностранных дел ВБ, Литвинов - НКИД СССР]
     "Я  получил  неофициально  из абсолютно  надежного  источника следующие сведения,  которые я считаю  своим долгом передать Вам, хотя меня об этом не просили.
     Вчера, 2 сентября, французский поверенный в делах в Москве (сам посол в отпуске)   посетил   Литвинова  и   спросил   его  от   имени   французского правительства,  какую помощь Россия  окажет Чехословакии  в случае нападения Германии, учитывая в особенности  затруднения, которые  могут  возникнуть  в связи с  нейтралитетом Польши и Румынии. Литвинов, со своей стороны, спросил о   намерениях  самих  французов,   указав,   что  у   Франции  есть  прямые обязательства,  тогда  как обязательство  России  стоит  в  зависимости  от действий  Франции. Французский поверенный в делах не ответил на этот вопрос. Тем не  менее  Литвинов  заявил  ему, во-первых,  что Советский  Союз  решил выполнить свои  обязательства. Он  признал трудности,  связанные с  позицией Польши  и  Румынии,  но высказал мнение, что в  отношении Румынии  их  можно преодолеть.
     За  последние месяцы  правительство  Румынии  подчеркнуто  дружественно относилось к России, и их  взаимоотношения значительно улучшились. По мнению Литвинова, преодолеть  возражения Румынии  было  бы  легче всего  через Лигу Наций.  Если бы, например,  Лига Наций решила,  что Чехословакия  --  жертва агрессии и  что агрессор -- Германия,  это, вероятно,  определило бы позицию Румынии в вопросе о пропуске через ее территорию русских войск и авиации.
     Французский  поверенный  в  делах  заметил,  что  Совет  Лиги может  не проявить единодушия. Он получил ответ, что, по  мнению  Литвинова,  было  бы достаточно   решения   большинством   голосов  и  что   Румыния,   вероятно, присоединилась  бы  к большинству  в Совете.  Поэтому Литвинов рекомендовал, чтобы  Совет Лиги  был созван  на  основании  статьи  11  в связи с тем, что существует угроза войны и необходимы консультации между членами Лиги.
     Литвинов считает, что, чем скорее это будет сделано, тем лучше, так как времени может оказаться очень мало. Далее он сказал французскому поверенному в делах,  что  следовало бы немедленно начать переговоры между  начальниками штабов  России, Франции  и Чехословакии о средствах и путях оказания помощи. Советский Союз готов сразу же приступить к таким переговорам...
     Возможно, конечно, что все это стало Вам известно по другим каналам, но заявления  Литвинова  показались  мне  настолько   важными,  что  я  не  мог полагаться на волю случая".
     Я послал это сообщение лорду  Галифаксу, как только продиктовал  его. 5 сентября  лорд Галифакс  ответил в осторожных  выражениях,  что в  настоящее время не  считает  полезными  действия такого рода,  которые предусматривает статья 11, но что он будет иметь их в виду.
     7 сентября  французский посол в Лондоне  посетил лорда Галифакса, чтобы попросить от имени  своего правительства разъяснения позиции, которую займет Англия в случае германского нападения на Чехословакию.
     Боннэ, который был тогда министром иностранных дел, утверждает, что  10 сентября  1938  года  он задал  нашему  послу  в  Париже  сэру Эрику  Фиппсу следующий  вопрос:  "Завтра  Гитлер  может напасть на Чехословакию. Если это случится,  Франция немедленно  объявит  мобилизацию.  Она обратится  к вам и скажет: "Мы выступаем, идете ли вы с нами?" Что ответит Великобритания?"
     Ниже  следует ответ, одобренный кабинетом и посланный лордом Галифаксом через сэра Эрика Фиппса 12 сентября.
     "Я,  конечно,  понимаю,  насколько  важно   было  бы  для  французского правительства иметь ясный ответ на этот вопрос. Однако,  как Вы уже  сказали Боннэ, сам по  себе  вопрос,  хотя  и ясный по форме, невозможно отделить от обстоятельств, в которых он может быть поставлен и которые сейчас могут быть только гипотетическими.
     ... Поэтому в той мере, насколько я могу  ответить сейчас  на  вопрос Боннэ,  этот ответ должен быть следующим: хотя правительство его  величества никогда не  допустит угрозы безопасности Франции, оно не в  состоянии делать точные заявления  о  характере своих  будущих действий  или  об их сроках  в обстановке, которую оно не может сейчас предвидеть" (Bonnet  Georges.  De.  Washington  an  Quai  d'Orsay.  P.360--361.)
     В связи с  заявлением, что  "правительство его  величества  никогда  не допустит угрозы  безопасности Франции", французы запросили, какой помощи они могут ожидать, если она будет оказана. По словам Боннэ, из Лондона ответили, что  в  первые  шесть  месяцев  войны  помощь  выразится  в  отправке   двух немоторизованных  дивизий и 150  самолетов. Нужно признать, что, если  Боннэ искал  предлогов,  для того  чтобы  покинуть чехов  на произвол судьбы,  его поиски оказались небезуспешными.
     12 сентября Гитлер выступил  на съезде нацистской  партии в Нюрнберге с яростными  нападками  на чехов,  которые  в  ответ  ввели на следующий  день военное положение в  определенных районах республики; 14 сентября переговоры с Генлейном были  окончательно прерваны, а 15 сентября судетский лидер бежал в Германию.
     Наступил кульминационный момент кризиса.

Глава семнадцатая. МЮНХЕНСКАЯ ТРАГЕДИЯ
     В  ночь на  14  сентября  Даладье  связался  с Чемберленом.  По  мнению французского  правительства,  совместное  обращение руководителей  Франции и Англии лично  к  Гитлеру могло бы принести пользу.  Чемберлен,  однако,  уже принял  решение самостоятельно. По собственной инициативе он послал  Гитлеру телеграмму, выразив желание приехать  и повидаться с ним. На следующий  день Чемберлен уведомил о своем шаге кабинет, а во второй половине дня получил от Гитлера ответ с приглашением в Берхтесгаден.  Утром 15  сентября  английский премьер-министр вылетел на Мюнхенский аэродром. Момент был выбран не во всех отношениях   удачно.  Когда   известие  об  этом  было  получено  в   Праге, руководители Чехословакии не могли поверить ему. Они были поражены тем,  что английский  премьер-министр  сам нанес  визит Гитлеру  в  момент, когда  они впервые  оказались  хозяевами  внутреннего  положения  в  Судетской области. Чехословацкие  деятели  считали,  что  этот  визит  ослабит   их  позиции  в отношениях с Германией. Вызывающая речь Гитлера 12 сентября и организованный немцами  мятеж  генлейновцев  не  встретили  поддержки  местного  населения. Генлейн бежал в Германию, и лишившаяся вождя партия судетских немцев явно не желала   открытых   выступлений.   В   так   называемом   "четвертом  плане" чехословацкое  правительство официально предложило  лидерам судетских немцев такие  административные   планы  местной   автономии,  которые   не   только превосходили  требования, выдвинутые в апреле Генлейном в  Карлсбаде,  но  и полностью соответствовали взглядам, высказанным  Чемберленом в речи 24 марта и  сэром  Джоном Саймоном в  речи  27  августа. Однако  даже  лорд  Ренсимен понимал, что  немцы  меньше всего хотят приемлемого соглашения между чешским правительством  и  лидерами   судетских  немцев.   Поездка  Чемберлена  дала последним  возможность  повысить  требования:   по  инструкции   из  Берлина экстремисты в  судетской  партии теперь  открыто требовали  присоединения  к рейху.
     Самолет  премьер-министра   прибыл   на  Мюнхенский  аэродром  днем  16 сентября. Оттуда Чемберлен поездом  выехал  в Берхтесгаден. Тем временем все радиостанции Германии  передали заявление  Генлейна  с требованием  аннексии рейхом  Судетской  области.  Это  было  первым  известием,  которое  услышал Чемберлен, когда он прибыл в Мюнхен. Несомненно, было заранее запланировано, чтобы он узнал об этом до встречи  с Гитлером. Вопрос об аннексии никогда до тех  пор  не  поднимался  ни  германским  правительством,  ни  Генлейном.  А несколькими  днями  раньше английское министерство  иностранных дел заявило, что аннексия не является приемлемой для английского правительства.
     Фейлинг уже опубликовал все имеющиеся записи бесед между Чемберленом  и Гитлером.  Главный  вывод,  который  мы  можем   сделать  из  его  рассказа, следующий:   "Несмотря  на  суровость  и  беспощадность,  которые,  как  мне казалось, я прочел на  его  лице, у меня сложилось впечатление,  что это  -- человек, на  слово которого можно положиться" (Fеiling. Op. cit. P. 367. 138). На деле, как  мы видели,  Гитлер  уже  несколькими  месяцами раньше  предрешил  и  подготовил вторжение  в Чехословакию,  которое  ожидало  лишь  последнего  сигнала.  По возвращении в Лондон в субботу 17 сентября  премьер-министр созвал заседание кабинета.  К  этому  времени лорд Ренсимен вернулся  в Лондон, и его доклад, конечно, был выслушан с вниманием. Все  это время  Ренсимен  был нездоров, а вследствие  огромного напряжения,  которого требовала от него его миссия, он сильно  похудел. Теперь  он рекомендовал "политику немедленных и решительных действий", а именно -- "передачу Германии районов с преимущественно немецким населением". Это предложение, по крайней мере, имело то достоинство, что оно было просто.
          И премьер-министр,  и  лорд Ренсимен  были убеждены, что только уступка Судетской области Германии может заставить Гитлера отказаться от вторжения в Чехословакию.   У  Чемберлена   от   встречи  с  Гитлером  осталось  сильное впечатление,  "что  последний  в  боевом   настроении".  Английский  кабинет придерживался также мнения, что у французов не было боевого духа. Поэтому не могло  быть и речи о  сопротивлении  требованиям,  которые Гитлер предъявлял чехословацкому государству. Некоторые министры нашли утешение в разговорах о "праве   на   самоопределение",    "праве   национального   меньшинства   на справедливость"; возникла даже склонность "стать на  сторону  слабого против грубых чехов".
     Теперь   было  необходимо   согласовать   отступление   с   французским правительством.  18 сентября Даладье и Боннэ приехали в Лондон. Чемберлен  в принципе уже  решил принять требования Гитлера, которые были ему  изложены в Берхтесгадене.  Оставалось   только  сформулировать   предложения,   которые английские и французские представители в Праге должны  были вручить чешскому правительству.  Французские  министры  привезли  ряд  проектов  предложений, которые, бесспорно, были составлены  более искусно. Они не поддерживали идею плебисцита, потому что, по их мнению,  это могло бы вызвать требование новых плебисцитов  в  словацких  и  русинских  районах.  Они  выступали  за прямую передачу  Судетской области Германии. Французские министры добавили, однако, что английскому правительству  совместно  с Францией и с Россией,  с которой они не консультировались, следует  гарантировать новые  границы  изувеченной Чехословакии.  Английский и французский кабинеты  были  в то время похожи на две стиснутые перезрелые дыни, в то время  как больше всего  был нужен блеск стали. В одном они были все согласны -- с чехами не нужно консультироваться. Их  нужно  поставить  перед  совершившимся  фактом решения  их  опекунов.  С младенцами из сказки, брошенными в лесу, обошлись не хуже.
     Передавая  свое  решение,  или,  вернее, ультиматум,  чехам,  Англия  и Франция  заявили:  "Французское  и  английское правительства понимают, какой великой жертвы  ожидают от Чехословакии. Они сочли  своим  долгом откровенно изложить  совместно  условия,  абсолютно   необходимые  для  безопасности...Премьер-министр должен возобновить переговоры с Гитлером не позднее среды, а если возможно, то и раньше.  Мы поэтому считаем, что должны  просить  вашего скорейшего ответа".  Предложения,  включавшие  немедленную передачу Германии всех  районов  Чехословакии,  где  процент немцев среди  населения составлял больше половины, были таким образом, вручены чехословацкому правительству во второй половине дня 19 сентября.
     В  2 часа ночи  на 21 сентября английский  и  французский посланники  в Праге посетили президента Бенеша, чтобы  фактически уведомить его о том, что нет надежды на арбитраж на основе германо-чехословацкого договора 1925 года, и  чтобы  призвать  его принять  англофранцузские  предложения, "прежде  чем вызвать  ситуацию,  за  которую  Франция  и Англия  не могут  взять  на себя ответственность".  Французское  правительство, по  крайней мере,  достаточно стыдилось  этого уведомления  и  предложило  своему  посланнику  сделать его только в  устной форме.  Под этим нажимом  чешское  правительство приняло 21 сентября англо-французские предложения.
     В  тот же день,  21  сентября,  я передал в  печать в  Лондон следующее заявление о кризисе:
     "Расчленение  Чехословакии под  нажимом  Англии  и Франции  равносильно полной капитуляции западных демократий  перед нацистской  угрозой применения силы. Такой крах  не принесет мира или безопасности ни  Англии,  ни Франции. Наоборот, он поставил эти две страны в  положение, которое будет становиться все  слабее  и  опаснее.  Одна  лишь  нейтрализация  Чехословакии   означает высвобождение  25  германских  дивизий,  которые  будут  угрожать  Западному фронту;  кроме того, она откроет торжествующим нацистам путь к Черному морю. Речь идет об  угрозе не только Чехословакии, но и свободе и  демократии всех стран. Мнение, будто можно обеспечить безопасность, бросив малое государство на съедение волкам, -- роковое заблуждение. Военный потенциал Германии будет возрастать в течение короткого времени гораздо быстрее, чем Франция и Англия смогут завершить мероприятия, необходимые для их обороны".
     21 сентября  на  заседании  ассамблеи Лиги Наций  Литвинов  выступил  с официальным предостережением:
     "...В  настоящее время  пятое  государство  -- Чехословакия  испытывает вмешательство  во  внутренние  дела   со  стороны  соседнего  государства  и находится под угрозой громко провозглашенной агрессии...
     Один  из старейших, культурнейших, трудолюбивейших европейских народов, обретший    после    многовекового     угнетения     свою    государственную самостоятельность, не сегодня завтра может оказаться вынужденным с оружием в руках отстаивать эту самостоятельность...
     Такое  событие,  как  исчезновение  Австрийского   государства,  прошло незамеченным для  Лиги Наций. Сознавая значение, которое это событие  должно иметь для судеб всей Европы  и  в первую очередь для Чехословакии, Советское правительство сейчас же после аншлюса обратилось официально к другим великим европейским  державам с  предложением  о немедленном коллективном обсуждении возможных  последствий   этого   события  с   целью  принятия   коллективных предупредительных мер. К сожалению,  это предложение, осуществление которого могло  избавить  нас  от  тревог,  испытываемых  ныне всем миром,  о  судьбе Чехословакии, не было оценено по достоинству.
     Когда  за  несколько  дней  до   моего  отъезда  в  Женеву  французское правительство  в  первый раз обратилось к  нам с запросом о нашей  позиции в случае нападения  на  Чехословакию,  я  дал  от  имени  своего правительства совершенно четкий и недвусмысленный  ответ,  а именно: мы намерены выполнить свои   обязательства  по   пакту  и  вместе  с   Францией  оказывать  помощь Чехословакии   доступными  нам  путями.  Наше  военное   руководство  готово немедленно  принять  участие  в  совещании с  представителями французского и чехословацкого  военных  ведомств   для  обсуждения  мероприятий,  диктуемых моментом...   Только  третьего   дня   чехословацкое  правительство  впервые запросило  Советское   правительство,  готово   ли  оно,  в  соответствии  с чехословацким пактом, оказать немедленную и  действенную помощь Чехословакии в случае, если Франция, верная своим обязательствам, окажет такую же помощь, и  на  это Советское правительство  дало  совершенно  ясный и  положительный ответ".
     Поистине поразительно,  что это публичное и  недвусмысленное  заявление одной из величайших заинтересованных держав не оказало влияния на переговоры Чемберлена  или  на поведение  Франции  в  данном кризисе.  Мне  приходилось слышать  утверждения, что в  силу  географических  условий Россия  не  имела возможности послать войска в Чехословакию и что помощь России в случае войны была бы ограничена скромной поддержкой с  воздуха. Согласие Румынии, а также в меньшей степени Венгрии на пропуск русских войск через их территорию было, конечно,  необходимо. Такого  согласия вполне  можно  было  бы добиться,  по крайней мере,  от Румынии,  как  указывал мне  Майский, с  помощью нажима  и гарантий великого союза  под  эгидой Лиги Наций.  Из России  в  Чехословакию через  Карпаты  вели  две  железные  дороги: северная, от  Черновцов,  через Буковину,  и  южная,  по  венгерской  территории,  через  Дебрецен. Одни эти железные  дороги, которые  проходят далеко от  Бухареста и Будапешта, вполне могли бы обеспечить снабжение русской армии в 30 дивизий. В качестве фактора сохранения мира эти возможности оказали бы серьезное сдерживающее влияние на Гитлера и почти наверняка  привели  бы  к гораздо более серьезным событиям в случае  войны.  Вместо  этого все время  подчеркивалось  двуличие Советского
Союза и его  вероломство. Советские предложения фактически игнорировали. Эти предложения не  были использованы для влияния на Гитлера, к ним  отнеслись с равнодушием,  чтобы не сказать  с презрением,  которое  запомнилось Сталину. События  шли своим чередом так, как будто Советской России не  существовало. Впоследствии мы дорого поплатились за это.
     Униженное англо-французскими  предложениями чешское правительство вышло в  отставку. Было  создано беспартийное  правительство во главе  с генералом Сыровы, который во время первой мировой войны  командовал чешскими легионами в Сибири. 22 сентября президент Бенеш обратился по радио к чешскому народу с исполненным  достоинства  призывом  к спокойствию. В  то самое время,  когда Бенеш  готовился  к  выступлению,  Чемберлен  летел  на  второе  свидание  с Гитлером,  на  этот  раз  в   Годесберге,  в  Рейнской  области.  Английский премьер-министр вез  с  собой  как основу  для окончательных  переговоров  с фюрером    детальные   англо-французские   предложения,   принятые   чешским правительством.  Он  встретился  с Гитлером  в том самом отеле в Годесберге, откуда  Гитлер поспешно выехал четырьмя годами раньше, чтобы расправиться  с Ремом. С самого начала Чемберлен понял, что ему приходится иметь дело с тем, что он  назвал  "совершенно  неожиданной ситуацией". По  возвращении  он так рассказал палате общин об этой сцене:
     "Я  надеялся,  что  по  возвращении  в  Годесберг мне нужно будет  лишь спокойно  обсудить  с  ним  привезенные  мной  предложения.  Я  был  глубоко потрясен, когда в начале беседы мне сказали, что эти предложения неприемлемы и что они будут заменены такими  новыми предложениями, каких я вовсе не имел в виду..."
     Переговоры  были  прерваны  до  следующего  дня.  Все утро  23 сентября Чемберлен  прошагал  по  балкону  отеля. После  завтрака он  послал  Гитлеру письмо, заявив  о  готовности передать новые германские предложения чешскому правительству, но  указав на ряд  серьезных  затруднений. Ответ,  присланный Гитлером во второй половине дня, мало свидетельствовал о намерении уступить. Чемберлен попросил,  чтобы  при заключительном свидании  вечером ему вручили официальный  меморандум  с приложением  карт.  Чехи проводили мобилизацию, и правительства Англии  и Франции официально  сообщили  своим представителям в Праге, что  они  не могут  дальше  брать на себя ответственность  советовать чехам отменить мобилизацию.  В 10  часов  30  минут  вечера Чемберлен  снова встретился с Гитлером. Предоставим лучше слово самому Чемберлену:
     "Меморандум  и  карта  были  вручены  мне   при  последнем  свидании  с канцлером,  которое началось  в  половине одиннадцатого  и  продолжалось  до глубокой ночи.  Впервые  в  меморандуме  был указан определенный срок. Ввиду этого  я говорил  в данном случае очень  откровенно.  Я  подчеркнул со  всей возможной решительностью  весь риск,  сопряженный с  настойчивым требованием подобных  условий,  а   также  страшные   последствия  войны   в  случае  ее возникновения. Я заявил, что язык  и тон  этих  документов, которые я назвал скорее ультиматумом, чем меморандумом, глубоко шокируют общественное  мнение в  нейтральных  странах.  Я горько упрекнул канцлера за  то, что он никак не откликнулся на мои усилия по сохранению мира.
     Я должен добавить, что Гитлер подтвердил со всей серьезностью сказанное им  мне в Берхтесгадене,  а именно, что  это  последнее его  территориальное притязание в Европе и  что у него нет желания включать в  рейх народы других рас, кроме германской".
     Чемберлен  вернулся  в Лондон  днем  24  сентября.  На  следующий  день состоялись три заседания кабинета.  Настроение и в Лондоне, и в Париже стало заметно   решительнее.   Было  решено  отклонить  условия,   поставленные  в Годесберге,  и  об  этом  сообщили  германскому  правительству.  Французский кабинет  одобрил  это  решение,  и  частичная  мобилизация во  Франции  была проведена  быстро  и более успешно,  чем предполагали.  Вечером  25 сентября французские  министры снова  приехали в  Лондон и неохотно  подтвердили свое обязательство  в  отношении чехов. На  следующий день сэр Горас Вильсон  был послан с личным  письмом к Гитлеру в Берлин -- за три  часа  до  выступления Гитлера в Спортпаласе. Единственным  ответом,  которого  смог  добиться  сэр Горас,  было  то,  что   Гитлер  не   отступит  от  срока,   назначенного  в годесбергском  ультиматуме, а именно, что  в субботу 1 октября он вступит на соответствующие  территории, если  к 2 часам  дня  в среду  28  сентября  не
получит согласия чехов.
     В тот же вечер Гитлер выступил с речью в Берлине. Он упомянул об Англии и Франции в духе  примирения, обрушившись в то же время с  грубыми и резкими нападками  на  Бенеша  и  чехов.  Он заявил категорически,  что  чехи должны очистить Судетскую  область  к  26  сентября  и что после  этого  дальнейшие события  в  Чехословакии  его  интересовать не  будут.  "Это  мое  последнее территориальное притязание в Европе", -- сказал он.
     Чемберлен получил  ответ Гитлера на письмо, посланное через сэра Гораса Вильсона. Этот ответ дал проблеск  надежды. Гитлер соглашался  участвовать в совместной  гарантии  новых  границ  Чехословакии  и дать  заверения  насчет способа проведения  нового  плебисцита. Времени  терять  было  нельзя.  Срок германского ультиматума, содержавшегося в годесбергском меморандуме, истекал в 2 часа пополудни на следующий день, в среду 28 сентября. Поэтому Чемберлен составил следующее личное обращение к Гитлеру:
     "Прочитав Ваше  письмо, я вполне уверен,  что Вы  можете  добиться всех основных целей без войны и без промедления.  Я готов сам немедленно приехать в Берлин,  чтобы обсудить порядок передачи вместе с Вами и с представителями чешского правительства,  а также, если Вы этого пожелаете, с представителями Франции и Италии.  Я убежден,  что мы могли бы  прийти к  соглашению за одну неделю". (Ibid. P. 372.)
     В  то же время  он послал  Муссолини телеграмму с  уведомлением об этом последнем призыве к Гитлеру:
     "Я надеюсь, что  Ваше превосходительство сообщит германскому канцлеру о согласии быть представленным и призовет его принять мое предложение, которое спасет наши народы от войны".
     Вечером  27  сентября  французский  посол  в  Берлине получил  указание сделать новые  дополнительные предложения о расширении  территории Судетской области,  которая подлежала  немедленной германской  оккупации.  В то  время когда  Франсуа-Понсе  был   у  Гитлера,   от  Муссолини  пришла  телеграмма, рекомендовавшая  принять  предложение Чемберлена о совещании и  извещавшая о согласии Италии  принять  в  нем участие. В три  часа  пополудни 28 сентября Гитлер послал телеграммы Чемберлену  и Даладье с предложением встретиться на следующий день в Мюнхене вместе с Муссолини.  В этот  самый момент Чемберлен выступал  в палате общин  с  общим  обзором  последних событий. Незадолго до конца его выступления лорд Галифакс, сидевший на  галерее для пэров, передал ему телеграмму с приглашением в Мюнхен. В этот момент Чемберлен  рассказывал о письме, которое он послал Муссолини, и о результатах этого шага:
     "Гитлер согласился отложить мобилизацию на 24 часа... Это еще не все. Я могу  сообщить  палате еще  кое-что.  Гитлер сейчас  уведомил меня,  что  он приглашает меня встретиться с ним в Мюнхене завтра утром. Он пригласил также Муссолини и Даладье. Муссолини дал  согласие, и я не сомневаюсь, что Даладье поступит так же. Мне нет нужды  говорить, каков будет мой ответ... Палата, я уверен, согласится отпустить  меня  сейчас, чтобы я мог подумать о  том, что может дать это последнее усилие".
     Итак, Чемберлен вылетел в Германию в третий раз.
     Об  этом памятном  свидании было написано очень  много. Здесь  возможно только  подчеркнуть  некоторые его  характерные особенности. Россия  не была приглашена.  Точно  так же  и  самим  чехам не  позволили  присутствовать на совещании. Правительство Чехословакии было  уведомлено вечером 28 сентября в нескольких   словах  о  том,  что  на  следующий  день  состоится  совещание представителей   четырех  европейских  держав.   Согласие   между   "большой четверкой" было достигнуто без  промедления. Переговоры начались в полдень и продолжались  до  двух часов ночи.  Меморандум был  составлен и подписан в 2 часа  ночи  30  сентября.  По  существу, это  было  принятие  годесбергского ультиматума. Эвакуация Судетской области должна  была быть проведена  в пять этапов,  начиная  с  1  октября,  и  закончена  за  10  дней.  Окончательное определение  границ предоставлялось  международной  комиссии.  Документ  был вручен  чешским делегатам,  которым  позволили  приехать в  Мюнхен узнать  о решении.
     Пока  трое  государственных  деятелей  ожидали  составления  экспертами окончательного  документа, премьер-министр спросил Гитлера, не  хочет  ли он поговорить  с  ним   конфиденциально.  Гитлер   "ухватился   за  эту  мысль" (Ibid. P. 376.)
 Двое деятелей встретились в мюнхенской  квартире Гитлера утром 30  сентября. При  беседе  не  было  никого,  кроме  переводчика,  Чемберлен предложил следующий, подготовленный им, проект декларации, где говорилось:
     "Мы, фюрер и канцлер Германии и английский  премьер-министр, продолжили сегодня   нашу   беседу  и  единодушно  пришли   к   убеждению,  что  вопрос англо-германских  отношений  имеет первостепенное значение для обеих стран и для Европы.
     Мы рассматриваем подписанное вчера вечером соглашение и англогерманское морское соглашение как символ желания наших обоих народов никогда  не  вести войну друг против друга.
     Мы  полны  решимости  рассматривать и другие вопросы,  касающиеся наших обеих стран, при  помощи  консультаций и стремиться  в  дальнейшем устранять какие бы то ни было поводы к разногласиям, чтобы таким образом содействовать обеспечению мира в Европе".
     Гитлер прочел эту записку и подписал ее без возражений.
     В тайных беседах со своим итальянским сообщником он, вероятно, обсуждал менее дружелюбные решения. Весьма  показательно письмо, написанное Муссолини Гитлеру в июне 1940 года и опубликованное недавно:
     Рим. 26 июня 1940 года
     "Фюрер! Теперь, когда пришло  время разделаться с  Англией, я напоминаю Вам о том, что я  сказал  Вам  в  Мюнхене о  прямом участии Италии в  штурме острова.  Я готов участвовать в  нем сухопутными и  воздушными силами,  и Вы знаете, насколько я этого желаю. Я прошу Вас дать ответ, чтобы я мог перейти к действиям. В ожидании этого дня шлю Вам товарищеский привет.
     Муссолини"
        (Les  lettres secretes par Hitler  et Mussolini. Introduction de Andre Francois-Poncet.)
     Нет никаких сведений о  другом свидании Гитлера с Муссолини в Мюнхене в последующий период.
     Чемберлен возвратился в Англию. В Хестоне, где приземлился его самолет, он  помахал  совместной  декларацией,  которую он  дал  подписать Гитлеру, и прочел  ее толпе видных деятелей и  других  лиц,  собравшихся приветствовать его. Когда его  автомобиль ехал с аэродрома мимо громко приветствовавшей его толпы, Чемберлен сказал сидевшему рядом с ним  Галифаксу:  "Все это кончится через три месяца".  Однако из окна здания на Даунинг-стрит он снова помахал своим  клочком  бумаги  и  сказал   следующее:  "Вторично из  Германии  на Даунинг-стрит привезен  почетный мир. Я верю, что это  будет мир  для нашего времени".
     Мы располагаем сейчас  также ответом фельдмаршала Кейтеля на конкретный вопрос, заданный ему представителем Чехословакии на Нюрнбергском процессе:
     "Представитель   Чехословакии  полковник  Эгер   спросил   фельдмаршала Кейтеля: "Напала  бы Германия на Чехословакию в 1938 году, если бы  западные державы поддержали Прагу?"
     Фельдмаршал  Кейтель  ответил: "Конечно, нет.  Мы  не  были  достаточно сильны с  военной точки зрения. Целью Мюнхена (то есть достижения соглашения в  Мюнхене)  было вытеснить  Россию из Европы,  выиграть время  и  завершить вооружение Германии" ( Reynaud Paul. La France a sauve l'Europe. Vol. 1. P. 561.)
     Здесь,  пожалуй, будет  уместно изложить  некоторые принципы  морали  и поведения,  которые могут послужить руководством  в будущем. Подобный случай никогда нельзя рассматривать в отрыве от обстановки. В момент события многие факты могут остаться неизвестными, и их оценка поневоле основывается главным образом на догадках,  на  которые  влияют общие настроения и цели  того, кто пытается вынести  суждение.  Те, кто  по  темпераменту  и характеру  склонны искать  ясных и коренных решений, кто  готов драться при малейшем вызове  со стороны иностранной державы, не всегда  оказывались правы. С другой стороны, те,   кто  обычно  склоняет  голову  и  терпеливо   и  упорно  ищет  мирного компромисса,  не всегда неправы.  Наоборот, в большинстве случаев  они могут оказываться правыми не только с моральной, но и с практической точки зрения. Сколько  войн было предотвращено с помощью  терпения и упорной  доброй воли! Религия  и добродетель  в равной степени одобряют  смирение  и  покорность в отношениях  не только между людьми,  но и  между нациями.  Сколько войн было вызвано горячими  головами!  Сколько  недоразумений, вызвавших  войны, можно было бы устранить с помощью выжидания! Как часто страны вели жестокие войны, а затем,  через несколько лет  мира,  оказывались не  только друзьями, но  и союзниками!
     Нагорная  проповедь --  последнее слово христианской этики. ...Однако  министры принимают на  себя ответственность за  управление государствами на иных условиях.
     Их первый долг -- поддерживать такие отношения с другими государствами, чтобы избегать столкновений и войны и сторониться  агрессии в какой бы то ни было форме,  будь  то в националистических или  идеологических целях. Однако безопасность  государства,  жизнь и свобода сограждан,  которым они  обязаны своим положением, позволяют и требуют не отказываться от  применения силы  в качестве  последнего  средства или когда  возникает окончательное и  твердое убеждение  в  ее необходимости.  Если  обстоятельства  этого  требуют, нужно применить силу.  А  если  это  так,  то  силу  нужно  применить  в  наиболее благоприятных для этого условиях. Нет никакой заслуги  в том, чтобы оттянуть войну на год, если через год война будет  гораздо тяжелее и ее труднее будет выиграть.  Таковы мучительные  дилеммы,  с которыми человечество  так  часто сталкивалось  на  протяжении  своей истории.  Окончательный приговор в таких случаях может произнести только  история  в  соответствии с фактами, которые были известны сторонам в  момент события, а также с  теми  фактами,  которые выяснились позже.
     Решение французского  правительства покинуть на  произвол судьбы своего верного  союзника  Чехословакию  было  печальной  ошибкой,  имевшей  ужасные последствия.  В  этом  деле,   как   в  фокусе,  сосредоточились  не  только соображения  мудрой  и  справедливой  политики,  но  и  рыцарства,  чести  и сочувствия  маленькому народу,  оказавшемуся  под  угрозой.  Великобритания, которая,  несомненно, вступила бы в борьбу, если бы была связана договорными обязательствами,  оказалась  все-таки  глубоко замешанной  в этом  деле.  Мы вынуждены с  прискорбием  констатировать,  что английское  правительство  не только дало свое согласие, но и толкало французское правительство на роковой путь.




Сайт управляется системой uCoz